Никто больше не был хозяином в своем доме, ведь Око могло заглядывать куда угодно и изучать прошлое любого человека. Устройство не могло читать мысли и интерпретировать образы, оно могло только смотреть и слушать. В итоге последней крепостью личной жизни остался человеческий разум. И крепость эту защищали до последнего. Никаких сывороток правды, никакого гипноанализа, никаких допросов третьей степени, никаких наводящих вопросов.
Если суд, изучив прошлое, сумеет доказать преднамеренность, тогда все в порядке.
Если же нет, Сэм Клэй выйдет сухим из воды. Внешне все выглядело так, что Эндрю Вандерман во время ссоры ударил Клэя по лицу обжигающим бичом из кожи ската.
Каждый, встречавшийся с португальским корабликом, согласится что в данной ситуации Клэй имел основание сослаться на временную невменяемость и необоснованную провокацию, упомянуть о праве на самооборону — и быть оправданным. Члены секты Аляскинских Бичевателей, изготовлявшие бичи из скатов для своих церемоний, легко переносили эту боль и даже любили ее, потому что принимали перед ритуалом таблетки, от которых боль превращалась в удовольствие. Сэм Клэй, не принимавший такой таблетки, предпринял вполне понятные защитные действия — возможно, излишне резкие, но логичные и оправданные.
Никто, кроме самого Сэма Клэя, не знал, что он давно собирался убить Эндрю Вандермана.
Экран замерцал и потемнел.
— Ну и ну! — рассмеялся инженер. — Запертый в шкаф в возрасте четырех лет. Что бы только не вывел из этого кто-нибудь из прежних психиатров! А может, это были волхвы? Или сатаниты? Забыл… Во всяком случае они толковали сны.
— Ты все перепутал. Это были…
— Астрологи! Нет, и не они. Я имел в виду тех, что занимались символами. Крутили молитвенные мельницы и твердили: «Лотос это лотос это лотос», верно? Чтобы освободить подсознание.
— Тебя интересуют древние психиатрические методы? Это типично для дилетанта.
— Ну, может, в них и было рациональное зерно. Взять, например, хинин или экстракт наперстянки. Племена Большой Амазонии использовали их задолго до того, как они были открыты наукой. Но зачем им был глаз нетопыря или жабья лапа? Чтобы произвести впечатление на пациента?
— Нет, чтобы самим в это поверить, — объяснил социопсихолог. — В те времена изучение психических аберраций влекло за собой потенциальные психозы, поэтому, естественно, возникало множество ненужных суеверий. Медики, леча пациентов, одновременно пытались и сами сохранить психическое равновесие. Но сейчас это наука, а не религия. Мы установили допустимый уровень индивидуальных психических отклонений у самих психиатров, благодаря чему имеем больше шансов добраться до истинных ценностей. Однако пора и за работу. Попытайся ультрафиолетом. Хотя нет, уже не надо… кто-то выпускает его из шкафа. К дьяволу все это, пожалуй, мы и так зашли слишком далеко.
— Даже если он в возрасте трех месяцев до смерти испугался грома, на это можно наплевать. Просмотри все в хронологическом порядке. Выведи на экран… так, посмотрим. События с участием следующих лиц: мистера Вандермана, миссис Вандерман, Джозефины Уэллс… и следующие места: контора, апартамент Вандермана, квартира самого Клэя…
— Готово.
— Потом проверим все еще раз, учитывая осложняющие факторы. Сейчас у нас беглый просмотр. Сначала приговор, потом улики, — с улыбкой добавил он. — Нам нужен лишь мотив…
— А что ты скажешь об этом?
Сэм Клэй разговаривал с какой-то девушкой в апартаменте класса В-2.
— Извини, Сэм. Это просто… ну, такое бывает.
— Да-а. Видимо, у Вандермана есть что-то такое, чего нет у меня. Забавно. Я все время думал, что ты влюблена в меня.
— Я и была… одно время.
— Ладно, забудем об этом. Нет, я не сержусь на тебя, Би. И даже желаю тебе счастья. Но ты была здорово уверена в моей реакции.
— Мне так жаль…
— Только не забывай, что я всегда позволял тебе решать. Всегда.
А про себя — этого экран показать не мог — он подумал: «Позволял? Я этого хотел. Насколько легче было оставлять решения ей. Да, характер у нее властный, а я, пожалуй, полная ее противоположность. Вот и еще раз все закончилось. Всегда одно и то же. Всегда кто-нибудь стоял надо мной, и я всегда чувствовал, что так или иначе должен подчиняться. Вандерман… эта его самоуверенность и дерзость… Он кого-то мне напоминает. Я был заперт в каком-то темном месте и чуть не задохнулся… Забыл. Кто же это… Отец? Нет, не помню. Но такой уж была моя жизнь. Отец вечно шпынял меня, а я мечтал, что однажды смогу делать все, что захочу… Но это так и не сбылось. Теперь уже слишком поздно, он давно мертв.
Он всегда был уверен, что я ему поддамся. Если бы я хоть раз взбунтовался…
Каждый раз кто-то запихивает меня куда-то и закрывает двери. И я ничем не могу себя проявить, не могу показать на что способен. Показать себе, Би, отцу, всему миру. Если бы я только мог… я хотел бы втолкнуть Вандермана в ка кое-нибудь темное место и захлопнуть дверь. Темное помещение, похожее на гроб. Приятно было бы сделать ему такой сюрприз… Неплохо бы убить Эндрю Вандермана».
— Ну, вот и начало мотива, — заметил социолог. — Правда, многие переживают разочарование в любви, но не совершают из-за этого убийства. Поехали дальше…
— По-моему, эта Би привлекала его потому, что он хотел, чтобы кто-то им управлял, — сказал инженер. — Он уже давно сдался.
— Да, пассивное сопротивление.
Проволочные катушки аппарата закрутились, и на экране появилась новая сцена. Разыгрывалась она в баре «Парадиз».