Ночная битва [Сборник] - Страница 107

107

Тридцать белых колонн стояли в Черепе, а их радио-атомные мозги работали с пугающей точностью. Они никогда не ошибались.

Это были разумы, чуткие и могучие.

Ларри Крокетт, высокий краснолицый ирландец, с черными волосами и взрывным темпераментом, сидел напротив доктора Форда и тупо смотрел на десерт, появившийся из пищевого автомата.

— Вы меня слышите, Крокетт?

— Что? A-а, да… Ничего особенного, просто я паршиво себя чувствую.

— После смерти Бронсона на этой должности поменялись шесть человек и все чувствовали себя паршиво.

— Ну… здесь так одиноко, в этой коробке подо льдом…

— Раньше, на других станциях, люди тоже жили в одиночестве. И вы в том числе.

Крокетт пожал плечами; даже это простое движение выдавало смертельную усталость.

— Откуда мне знать… Может, я тоже уволюсь.

— Вы… боитесь здесь оставаться?

— Нет. Здесь нечего бояться.

— Даже призраков?

— Призраков? Пожалуй, несколько штук были бы здесь кстати: оживили бы обстановку.

— Прежде у вас были определенные намерения: вы собирались жениться, добивались повышения.

— Было дело…

— И что случилось? Это перестало вас интересовать?

— Можно сказать и так, — согласился Крокетт. — Я не вижу смысла… ни в чем.

— А ведь вы здоровы, об этом говорят все ваши тесты. Здесь, в этом месте, царит черная, глубокая депрессия. Я и сам ее ощущаю. — Форд замолчал. Тупая усталость, таившаяся в уголках его мозга, медленно выползала наружу, словно ленивый язык ледника. Он осмотрелся. Станция выглядела светлой, чистой и спокойной, но именно спокойствия здесь и не чувствовалось.

Они вернулись к прежней теме.

— Я смотрел интеграторы, они во всех отношениях очень интересны.

Крокетт не ответил, он отсутствующе глядел на чашку с кофе.

— Во всех отношениях, — повторил Форд. — Кстати, вы знаете, что случилось с Бронсоном?

— Конечно. Он спятил и покончил с собой.

— Здесь?

— Да, здесь. Ну и что с того?

— Остался его дух, — сказал Форд.

Крокетт уставился на него, потом откинулся на спинку стула, не зная, расхохотаться ему или просто равнодушно удивиться. Наконец он засмеялся, но смех прозвучал не очень весело.

— Значит, не у одного Бронсона не все дома, — заметил он.

Форд широко улыбнулся.

— Спустимся вниз, посмотрим интеграторы.

Крокетт с едва заметной неприязнью заглянул в глаза психологу и нервно забарабанил пальцами по столу.

— Вниз? Зачем?

— Вы имеете что-то против?

— Черт возьми, нет, — ответил Крокетт. — Только…

— Воздействие там сильнее, — подсказал Форд. — Депрессия усиливается, когда вы оказываетесь рядом с интеграторами. Так?

— Да, — буркнул Крокетт. — Но что с того?

— Все неприятности идут от них. Это очевидно.

— Они действуют безукоризненно: мы вводим вопросы и получаем правильные ответы.

— Я говорю не об интеллекте, — объяснил Форд, — а о чувствах.

Крокетт сухо рассмеялся.

— У этих чертовых машин никаких чувств нет.

— Собственных нет, поскольку они не могут творить. Их возможности не выходят за рамки программы. Но послушайте, Крокетт, вы работаете со сверхсложной мыслящей машиной, с радиоизотопным мозгом, который ДОЛЖЕН быть чутким и восприимчивым. Это обязательное условие. И вы можете создавать тридцатиэлементный комплекс потому, что находитесь в точке равновесия магнитных линий.

— Вот как?

— Что случится, если вы поднесете магнит к компасу? Компас начнет реагировать по законам магнетизма. Интеграторы реагируют… по какому-то другому принципу. И они невероятно точно выверены, находятся в идеальном равновесии.

— Вы хотите сказать, что они спятили? — спросил Крокетт.

— Это было бы слишком просто, — ответил Форд. — Для безумия характерны изменчивые состояния. Мозги же в интеграторах уравновешены, стабилизированы в неких границах и движутся, так сказать, по стационарным орбитам. Но они восприимчивы — просто обязаны быть такими — к одной вещи. Их сила обращается слабостью.

— Значит…

— Вам случалось бывать в обществе психически больного человека? — спросил Форд. — Уверен, что нет. Это здорово действует на впечатлительных людей. Разум же интеграторов сильнее подвержен внушению, чем человеческий.

— Вы имеете в виду индуцируемое безумие? — спросил Крокетт.

Форд утвердительно кивнул.

— Точнее, индуцированную фазу психической болезни. Интеграторы не могут скопировать схему болезни, они на это просто не способны. Если взять чистый фонодиск и сыграть какую-нибудь мелодию, она запишется и получится пластинка, много раз повторяющая произведение. В психологическом смысле интеграторы представляли собой как бы незаписанные пластинки, а их таланты — производное совершеннейшей настройки мыслящего устройства. Воля машин не играет тут никакой роли. Сверхъестественно чувствительные интеграторы записали психическую модель какого-то мозга и теперь воспроизводят ее. А если точнее, модель психики Бронсона.

— То есть, — вставил Крокетт, — машины рехнулись.

— Нет. Безумие связано с сознанием личности, а интеграторы лишь записывают и воспроизводят. Именно поэтому шестеро операторов покинули станцию.

— Ясно, — сказал Крокетт — Я последую их примеру, прежде чем свихнусь. Это довольно… мерзко.

— Как это ощущается?

— Я бы покончил с собой, если бы это не требовало усилий, — коротко ответил ирландец.

Форд вынул блокнот и свинтил колпачок с ручки.

107